Я, разумеется, не претендую на знание бульварщины в том совершенстве, как постоянный ее потребитель, будь то литература или же кино, но, начиная с "Поттера" и завершая псевдо-"Собакой", все те же темы и напевы присутствуют везде - мне кажется, или писать т.н. "развлекательную" литературу о чем-либо ином уже не модно?)
Тезисно, все тезисно, без теорчасти и библиографии) "Случай с переводчиком", А. Конан Дойль:
- подобно авторам готических романов, сэр Артур доверял идее наследственного распространения порока и связанной с ней мысли о неотвратимой, чаще всего - свыше, расплате за грехи: см. профессор Мориарти и полковник Моран, применительно к которому, если не изменяет память, была применена метафора кривого древа. Таким же образом распространяется идея о наследственности исключительного: см. нередкие замечания Холмса об "артистизме" в его крови. К тому относится и наш предмет исследования - старший брат гения сыска, Майкрофт Холмс. - как и любой достойный автор (нео)романтизма, сэр Артур строит свои рассказы на основе параллельных сюжетных линий либо (лейт)мотивов. Последние не обязательно синонимичны и способны выступать своеобразным противовесом, что правомерно и для "Переводчика", где основная линия в определенной степени противопоставлена линии Майкрофта и Холмса: вспомним утверждаемую в самом начале отчужденность Шерлока от родственных - и, в целом, всех прочих "человеческих" - связей, сравнив ее с историей греческих брата и сестры. - в моих недавних аналитических заметках насчет старшего Холмса я отмечала, что в особе Майкрофта не только лишь отражены, но и преувеличены некоторые свойства характера Шерлока, что подпадает под определение - прошу прощения, что без научных терминов, а описательно - синонимичных двойников (см.: "зеркальные" двойники, Шерлок Холмс и Мориарти, и во многом синонимичные двойники Мориарти и Майкрофт Холмс). И Майкрофт, и его младший брат: наделены незаурядными аналитическими способностями; являют собой примат рассудка над эмоциями; в определенной степени безжалостны; отчаянно нелюдимы; большие эксцентрики; премного склонны к лени; занимают совершенно уникальную нишу в социуме, сделав себя незаменимыми специалистами. ...- в то же время - и в сравнении с более поздними "Чертежами" - сэр Артур допускает несколько сомнительных гипотез насчет Майкрофта, которые я попыталась в тех же заметках обличить. К подобным отношу: конечно же, вопрос о должности в правительстве; а также недостачу энергии и честолюбия. - вряд ли значительная, но тем не менее занятная деталь: как, вероятно, нам известно, число "7" является сакральным [священным] в мифологии, к слову, обозначая синтез статического и динамического аспектов вселенной (не путать с "Динамикой астероида" ), - вспомним, что Майкрофт старше Шерлока именно на семь лет. - отдельное внимание необходимо уделить сквозному лейтмотиву, представленному аллюзией на античного философа Диогена [Синопского], что воплотилось в самом названии "молчаливого" клуба, одним из основателей которого был Майкрофт Холмс. С именем Диогена связаны не только сила философского прозрения, касающаяся школы киников [циников], не только глубоко асоциальный способ жизни, но и мотивы "поиска человека" с лампой, к чему мы возвратимся позже. - конечно же, концепция клуба "Диоген" и "немой" способ общения грека-переводчика с пленным греком первейшим образом увязаны друг с другом. Забегая наперед, можно сказать, что образ Майкрофта - во многом та же "интерпретация" (англ. The Greek Interpreter) со слов Уотсона и Шерлока, о чем я также в свое время говорила: ни младший брат, ни доктор не способны в полной мере оценить характер Майкрофта, которого я вижу скрытной и склонной к маскировке особью. В каком-то смысле Кратидес и оба Холмса взаимно символизируют друг друга (см. далее). - занятно, что и Майкрофт, и профессор Мориарти постулируются прекрасными математиками: видимо, "вычисления" для Конан Дойля во многом синонимичны аналитическим талантам и безупречной логике. - занятна также и излюбленная автором символика (светло-)серых глаз, которым, видимо, сопутствуют достоинства ума и необычные/выдающиеся черты характера. - гипотеза о том, что Майкрофт Холмс обязан появлением центральному сюжету, будучи, вместе с любимым клубом, вторичным в отношении задумки, не лишена здравого смысла. - свет (лампы, фонаря у входа) несет большую символическую нагрузку - см. мотив философа и его поисков: припомним также, что сам случай связан с "установлением личности" и неким [метафорическим] поиском человека в уже известной, но при этом не установленной особе Кратидеса. - сам грек в определенной степени соотнесен с обоими братьями Холмсами: он противопоставлен Майкрофту, но также и синонимичен Холмсу худобой; со старшим братом его роднят мотивы молчаливости; и вместе с тем судьба его напоминает основной мотив последующего "Последнего дела Холмса", что мы раскроем ниже. - родственные отношения Кратидеса и Софии (брат и сестра) синонимичны основным героям "обрамляющего" сюжета, i.e. братьям Холмсам, равно как и разделение злодеев и мучителей на "младшего" и "старшего". - старший негодяй, Уилсон Кэмп, плачевным состоянием нервной системы, жестокими и серыми (!) глазами, а также ореолом ужаса напоминает описания профессора. - занятна и символика извечных подъемов по лестницам, осуществляемых персонажами, если сравнить "подъем" с падением, нас поджидающим в "Последнем деле Холмса". Формой контраста также можно счесть жаровню, производящую угарный газ, - вспомнив последующую "гибель" сыщика в водной среде. - смерть Кратидеса наделена глубоким символическим подтекстом, познающимся в сравнении "Последнего дела Холмса" с "Переводчиком": в обоих случаях сюжет вращается вокруг гибели "брата"; в обоих рассказах сэра Артура присутствует и Майкрофт; по этим косвенным деталям было бы уместно сопоставить эпизод кончины грека со сценой у Рейхенбахского водопада, изначально унесшей жизнь гения сыска. Немногим выше нами было определено, что Майкрофт в некоторой степени соотнесен с профессором: оба владеют выдающимся умом - равным, в случае профессора, или же превосходящим, в случае брата, способности самого Холмса; оба владеют и талантом к финансовым или математическим расчетам; оба, наконец, играют прямую или опосредованную роль в трагических событиях, прямо или косвенно касающихся сыщика - будь то непреднамеренный, однако драматический эффект подачи объявления о греке или открытое стремление профессора покончить с ненавистным детективом. Смерть грека (двойник Холмса) и спасение Мэласа ("интерпретатор" и посредник - двойник Уотсона) сопоставимы с решением ШХ отпустить друга по ложному вызову из гостиницы, дабы остаться один на один с Мориарти: судьба "брата", Кратидеса, [живым] свидетелем которой оказался старший Холмс, равно как и способ убиения, и персона Кэмпа, в той или иной степени аналогичны сцене у Рейхенбахского водопада, а связующий оба рассказа персонаж - Майкрофт - тем более подчеркивает близость. Косвенное подтверждение тому находим мы и в реплике Уотсона по завершении расследования всех обстоятельств дела: "...и успев, как они полагали, отомстить обоим: человеку, который не склонился перед ними, и тому, который посмел их выдать", - чем не окончание "Последнего дела Холмса"? - итак, по завершении нашей аналитической попытки мы можем сделать вывод в нескольких частях: -- рассказ построен на контрастах - в основном, синонимичном и антонимическом двойничестве - лиц, действующих в "обрамлении" и собственно сюжете (Майкрофт - Шерлок; Майкрофт - Кратидес; Шерлок - Кратидес; Уотсон - Мэлас и т.д.); -- организует литературный материал система лейтмотивов, в том числе, аллюзий: мотив родственных связей; молчания; "поиска человека"; символика света (лампы, фонаря), увязанная с личностью античного философа; -- в более широком творческом контексте рассказ отменно вписывается в некоторые общие для прозы Конан Дойля стереотипы - к примеру, передачи по наследству как хороших, так и дурных наклонностей и неизбежности возмездия за совершенные проступки. Сознательно или же бессознательно, рассказ увязан автором с "Последним делом Холмса", в частности, метафорическим сопоставлением старшего Холмса с Мориарти и непосредственно мотивом гибели "брата", подкрепленным образом антагониста (Кэмп). - такой была попытка научно-популярного анализа рассказа "Случай с переводчиком" )
С какого именно предмета флоры могла обрушиться девица, в конце концов оставившая "босса" во имя репортеришки противной физии и дефицита изысканных манер?)
Вновь разочаровавшись в потенциале отечественного фанфикшена - всего один пристойный фик с профессором и Холмсом по канону! - я с горя удалилась на сам-себе-архив. Продукты заграничного пера, конечно же, не смогут сравниться с нашими, однако среди прочего я нахожу милые вещи о том, как любит [разумеется, в обычном смысле] профессор своего полковника, как страждет Себастьян, утратив почитаемого шефа, и т.п. Поэтика рабочих отношений - вспомним же наш безумный фэндом по "Ключам" - есть вещь, перед которой самый популярный жанр (тм) для меня меркнет: фиалки, лютики, метания, заботы - своеобразный пасторальный луг, наполненный высоким идеалом) Пожалуй, поделюсь и некоторыми из референций - в тему и вне темы, - избранных на склонный к романтизму и немного конформистский в художественном плане вкус:
Порой меня посещают парадоксально-фантастические политические идеи) Мне кажется, что со всей этой образцово-показательной "дружбой народов" (тм), беспрецедентным лицемерием (в каждом фильме должны присутствовать мотивы: а, б, в...) и потугами на тотальный контроль над личностью в отдельности, ее частной и семейной жизнью, ее убеждениями (можно, конечно, иметь всякие, но 1, 2, 3 убеждения - все же преступно) и вообще ее мировоззрением через нескончаемую промывку мозгов хотя бы тем же нынешним культурным продуктом, Запад приближается к тому, что мы знаем и помним под именем "СССР" ) Если вдруг все это окажется не столь далеким от туманной истины, скажу, что дорогие западные коллеги всецело заслужили оное своим же гадким поведением, - главное, чтобы поменьше глупых идей проникло к нам)
Каковы шансы того, что вдоль по нашей совсем не оживленной улице и в тот самый миг, когда я нахожусь в необходимой комнате, проследует автомобиль, в котором достаточно громко и ясно будет звучать именно эта песня?)
Gaslight / Газовый свет (1944). Несмотря на популярность, даже культовость этого классического "нуара", оценка фильма представляет некоторую сложность) Считая себя критичным - и не заангажированным популярными концепциями - критиком, я бы определила "Газовый свет" как фильм, лишь приближающийся к триллеру: известный нам Дж. Кьюкор отличен тем, что наделен талантом снимать блестящее, бессодержательное, формально-эстетическое кино, - фильм, таким образом, едва ли не приближен к лаврам картин А. Левина, с их глубочайшей романтической эстетикой, когда расположение предметов в кадре и костюмы несут не меньшую художественно-смысловую нагрузку, чем игра актеров и сюжет. Действительно, Gaslight - очень английское и крайне лестное поклонникам "темного", полуготического эстетизма кино: костюмы главгероя - точнее, главзлодея - Шарля Буайе вполне могли бы перекочевать в любую экранизацию Уайльда, равно как и платья его партнерши, Ингрид Бергман. Интерьеры, мелкие вещицы, безделушки - все это пропитано известным духом сумрачной, туманной викторианской Англии и польстит любому ее верному поклоннику: однако, возвращаясь к основному назначению картины, снятой по мотивам популярной пьесы Angel Street, я вынужденно признаю, что Gaslight - скорее попытка создать триллер, чем триллер в его собственном значении, равно как The Philadelphia Story - скорее уж, набор актеров, усиленно творящих видимость комедии. У настоящего автора триллеров должен быть более "тяжелый" подход к материалу: Кьюкор, широко известный своими декоративными мелодрамами (вспомним Camille), подобно Готорну в "Доме с фронтонами" определяет элементы триллера в качестве пусть и сквозного, но фона для мелодраматической, или же, если хотите, драматической, истории юной и трепетной девицы, доведенной до умопомешательства убивцем-и-супругом. Трудно было бы сравнить местами чудовищную атмосферу левинского "Портрета" и Gaslight: второй, не только упираясь в романтическую презентацию сюжета, еще и несколько растянут вопреки необходимому поддержанию "триллерного" впечатления - впрочем, это не отнимает у картины психологический саспенс, делая ее и необычной, и безусловно качественной с точки зрения киноискусства. В немалой мере этому способствует прекрасная игра мисс Бергман: глядя на нее, невольно вспоминаешь неуверенную, уязвимую, легко внушаемую миссис де Винтер в исполнении Джоан Фонтейн, лишь с добавлением более суровой континентальной экспрессии и "жизненности". К несчастью, звезда первейших рангов Голливуда, Буайе, вряд ли сравнится с иными исполнителями, Винсентом Прайсом и Генри Дэниеллом, в общей для них роли злодейского, изобретательного музыканта и супруга невинной жертвы, некогда убившего ради драгоценностей ее тетушку, а ныне - доводящего ее до сумасшествия разнообразными низкими трюками вроде пропажи вещей и картин, необъяснимых звуков и не вполне намеренного, но эффектного подкручивания газового освещения в доме, что отнимает у героини Ингрид чувство связи с реальностью. Выгодно отличаясь от американских пошловатых мега-звезд своей почти дворянской сдержанностью, низким, поэтичным голосом, черными очами и приятно упитанной фигурой, на которой прелестно смотрится отборный гардероб, Шарль, тем не менее, и в 44-м году никак не может отказаться от приемов немого кино, где он, должно быть, исполнял героев-и-любовников, а также от статичности, и вряд ли удивит нас буйством психологических оттенков: тем не менее, хотя месье Буайе и не представит нам пример высокого актерства, он приятен и обладает лишь ему присущим стилем, чего, возможно, будет и достаточно для зрительниц) Не может похвалиться художественными достижениями и главный положительный герой (тм) - приятель детства героини Ингрид, ныне сыщик Скотленд-ярда, Джозеф Коттен, - зато как же прекрасна Анжела Лэнсбери в роли порочной горничной: и глуповатая, и нагловатая, и склонная к падению девица разве что не успевает заиметь бурный роман с владельцем дома, однако же доставит немало душевных бед несчастной и угнетенной Ингрид) Наконец, известная нам по сюрреалистически-кошмарному The Thirteenth Chair Мэй Уитти, ветеран британской сцены, играет облагороженный аналог comic relief в виде весьма хичкоковской навязчивой пожилой дамы, вечно сующей нос в злодейский дом, как в переносном, так и в буквальном смысле) Уже один состав актеров может говорить об уровне снятого Кьюкором классического и викторианского "нуарного" кино) *** Мой вердикт. Прекрасный фильм с любой из освещенных нами сторон - и обязателен к просмотру)
Мне кажется, писательская психология милого доктора несколько сходна и с моей: очень легко писать по провокации, а провокация - всегда отменный повод) Представим ситуацию, сложившуюся с "гибелью" ШХ: итак, прошло два года; общественность была и остается в неведении относительно подробностей кончины Холмса; издатели, предполагаю, заплатили бы отменный гонорар за повесть практически свидетеля событий; но за перо добрейший доктор сел лишь в ту минуту, когда несчастный брат профессора решил вернуть хоть каплю чести опороченной фамилии xD ...к слову сказать, сэр Артур бывает так же непоследователен, как и его литературный "образ": если в "Последнем деле" любимейший мотив о передаче по наследству как дурных, так и похвальных качеств излился в постулирование имманентной склонности профессора к жестокости-насилию, - что, впрочем, вряд ли подтверждается каким-либо железным фактом, если понимать жестокость в современном ее смысле, - за счет чего моральный вектор смещается в сторону Холмса и вопреки тому, что господин профессор фактически его двойник, то в поздней "Долине ужаса" вновь воскрешенный в прозе Мориарти не только наделен непогрешимой репутацией, что несколько дискредитирует те темные делишки, которые некогда стоили ему карьеры с кафедрой, но также и возносит его личность на новый уровень абстракции, делая из "скромного учителя математики" истинного "пастора" злодейства) Конечно, в наше время не в почете былые поединки двух умов, подобные интригам сэра Перси и Шовлена, а "жестокость", судя по всяческим нео-"Собакам", воспринимается буквально, но для меня, пожалуй, интересней и важнее та самая "зеркальность" и борьба равных по силам противоположностей, сродни шахматной партии, в которой добро и зло играют белыми и черными фигурами, и смерть от рук профессора действительно может считаться своеобразной честью для великого гения сыска)
Вот уже год прошел с тех пор, как зародилась моя страсть к рептилиеподобному, но все же очаровательному Дэниеллу, - а лучшей песни для гипотетического клипа о нем я так и не нашла)
И все же Фейдт бесценен - как бы ни была сильна во мне всепоглощающая страсть к увлечению тем, что непопулярно или же не столь популярно, и как бы трудно ни было увлечься тем, кого все знают и, возможно, любят, но скажу, что Конрад определенно феномен эстетики и актер, вряд ли имеющий аналоги. Продукцию больного немецкого мозга я, конечно, если и буду познавать, то предпоследней в списке - пусть смотрят те, кто ее снял, и соответственная аудитория, - а вот хорошие голливудские кодовые вещи и британские, не столь кодовые, фильмы рано или поздно удостоятся просмотра и, разумеется, словесной похвалы
Я ждала [и боялась] этого последнюю неделю, решив пересмотреть нашего "Холмса": с оглядкой на природу моих фэндомных пристрастий, приходится сознаться в том, что на заре моей любви к ШХ, литературному и кинематографическому, главным предметом воздыханий помимо братца Майкрофта, стоящего вне конкуренции, всегда был гений сыска - при этом к злому гению, профессору, я не питала тех романтичных чувств, излитых мною в 500+ записях с восторгами в адрес и негодяев, и сыгравших их актеров; подобный "статус кво" продлился вплоть до последних лет, просмотра рэтбоуновской серии ШХ и страсти сначала к Этвиллу, а после к Дэниеллу, что побудило меня обратиться и к нашим фильмам. Шли годы и менялись вкусы: от современного кино я перешла к советскому, а от советского - к былому голливудскому, и хотя прошлая любовь к советскому ШХ, отчаянная в своей искренней наивности, уже не повторится, но серии просмотров неизменно вскрывают ранее не виденные грани, будь то новый взгляд на старое или смена симпатий, страсть к новому любимцу. Пожалуй, моя критика слишком увязла в первой половине 20 века и реалиях иных культур, и написать хороший отзыв я не смогу без адекватного вхождения в контекст, но мне хотелось бы коснуться повода для пересмотра, а именно: неимоверного в своей прекрасности профессора, которого немедленно причислю к одним из основных достоинств нашей экранизации ШХ) ...* Не раз мне приходилось осуждать сравнение "всего со всем", поэтому оставим же в покое профессоров 1942 и 1945 гг. и вспомним о "гранадовском" Эрике Портере как наиболее известном представителе строго канонного Мориарти. Мне доводилось видеть Эрика не только в этой роли, но и в облике всем нам известного Алексея Саныча из плагиатного телесериала ВВС - в обоих случаях я нахожу уместным сравнить игру мистера Портера с сэром Ральфом Ричардсоном в роли Каренина из фильма 1948 г., когда технически достойный профи британской сцены творит немного транный и, что самое печальное, несколько серый, не запоминающийся образ: таким, увы, мне видится и ричардсоновский Каренин, и "гранадовский" профессор. Несчастный лорд Солтайр из "Интерната", которому я не устану писать оды, вряд ли настолько профессионален как актер, но есть в нем некая изюминка и некий личный шарм, что помогает сделать образ и фэндомным, и симпатичным, и живым, - тем удивительнее кажется неоспоримый факт, что за неделю-две после вторичного (!) просмотра "гранадовского" Мориарти сей образ выветрился из моей памяти так сильно, что, не включая его вновь, я не могу призвать достаточно воспоминаний для рецензии. По моим скромным наблюдениям, профессор Портера слишком "злой босс" с надрывно-мелодраматичным и не всегда понятным пафосом, особа, в чьей здравости рассудка я бы, пожалуй, усомнилась. Увы, я не люблю те случаи, когда "шекспировский" подход имеет своей целью выжать больше страсти и эффекта, а не раскрыть собою образ: формально, Мориарти Портера сыгран достойно и искусно, но это некая причудливая вещь-в-себе, которая вряд ли может поразить и захватить - по крайней мере, попытаться влюбить в себя поклонников. Это, скорее, иллюстрация, как, впрочем, и все остальное в сериале, который для меня исчерпывает снятый на совесть пересказ сюжетов: за сим, я не могу считать мистера Портера тем, кем хотелось бы мне видеть Мориарти, - однако же, тем ярче познается предмет сравнений, отнесенный к нашему "Холмсу" ) * ...И вновь я повторюсь, что для меня важнее всех соответствий и несоответствий видеть на экране не человека, облаченного в костюм и утверждающего, что он - Мориарти, Мердстоун, Рочестер, продолжить список, но художественный образ: вряд ли подлежит сомнениям, что и Ливанов, и Соломин придерживаются более "жизненной" концепции игры, представив персонажей, скорее уж, людьми, чем символическим продуктом, - вспомним для сравнения несколько "сверхчеловечного" ШХ-Рэтбоуна, в чем он прекрасно соответствует канону и общим стереотипам детективов. Тем ярче выделяются на этом фоне актеры-образотворцы: конечно же, лорд Бэллинджер в непревзойденном исполнении вы-знаете-кого; немного братец Майкрофт; и, наконец, профессор. Можно отнестись по-разному к причудливой идее ввести в наш сериал мотивы староголливудских ужасов - однако сложно было бы решиться отрицать, что разрушительный эффект, производимый Евграфовым на психику аудитории, сравним с классическими этвилловскими ролями помешавшихся ученых и прочих типажей хоррорных фильмов. Образ профессора раскрыт с той лаконичной яркостью и впечатляющим богатством, как и в рассказах Конан Дойля: это и полуинфернальное чудовище, и совершенный мозг; ученый и преступник; "безликий" человек и личность, снедаемая страшными амбициями, - все это, к слову, уместилось в одну короткую беседу. И если милый Лайонел, сблизив профессора с любимым типом безумного ученого как такового, являет нам чудовищно порочного, злодейского, но также и непробиваемого оптимиста, довольного собой и собственным коварством, то профессор образца советских фильмов гораздо более аскет, абстракция, даже в страстях, которые увязаны не столько с нежностью души, что вспоминается у Мориарти-Дэниелла, сколь с некими побочными эффектами ясного осознания своих неповторимых достижений на преступной почве. Разумеется, ввиду сближения трактовки образа с этаким "человеком-пауком" (не путать с комиксом) из староголливудских фильмов - подобные мотивы не обошли и Этвилла в ШХ 1942 г., где, как мы помним, он имел "змеиные" глаза - профессор представлен нам гротескно и пугающе, с пластикой, которая не может не запомниться, и с напряжением, не покидающим ни на секунду. Стоит припомнить дэниелловского мистера Брокльхерста, который, в своей пламенной суровости, явил собою настоящий символ ханжеского клира: и неизменный черный костюм, и очень своеобразная походка, и внушающие ужас взгляды, - весь этот арсенал мы можем проследить и в случае профессора, однако мало лишь облачить актера в черный сюртук и плащ, важно и то, как же заставить все это работать на образ и на зрителя. Вплоть до финальных, завершающих мгновений Евграфов остается верен заданной и лично им, и фильмом личности крайне театрального злодея, творившего себя с не меньшим рвением, чем собственную организацию, сравнимого и с Холмсом, и с вожаком преступной шайки, высокого и низкого, благородного и подлого, величественного и мелочного: контрасты, доведенные до крайности, - то самое, чем промышлял и Конан Дойль, нередко создавая "двойников" центральным персонажам, однако удержать, на первый взгляд, не совместимое в единой цельности - неоспоримая актерская заслуга. Наш, советский Мориарти эффектен и одномоментен, как и профессор в конан-дойлевском "Последнем деле": он существует "здесь и сейчас", он трудновообразим в любых иных, помимо встречи с Холмсом, эпизодах - и этим он прекрасен, и, безусловно, это он)
Не понимаю, как же можно нанимать на роли (полу)злодеев, негодяев и прочих неприглядных личностей особ, которые лишь вызывают у женской части кинозала желание любить, оберегать, кормить, утешить, - что можно вынести еще из мягкого, надломленного голоса и нежных, будто крылья мотылька, движений нетривиальной густоты ресниц? xD